04 мая 2016 г.

БЛАГИН КАК СИММЕТРИЧНЫЙ ОТВЕТ ПОЗНЕРУ

Я застал времена былинные, когда политические противники сходились лицом к лицу, когда не какой-нибудь телевизионный кукловод Соловьев подбирал их и расставлял перед телекамерами, а, как сказал бы Геродот, сам случай и воля героев творили нашу историю. Например, в конце 80-х меня еженедельно приглашали как главного редактора газеты «Московский литератор» на заседания парткома Московской писательской организации, а Тимур Гайдар, Петр Градов и многие прочие члены парткома в соответствии с повесткой дня, отмеченной пунктом «разное», поднимали вопрос о моем "несоответствии занимаемой должности".

Но после грозных выступлений моих противников, словно бы сошедших с киноэкранов времен пламенных революционеров, начиналось обыкновенное голосование. И почему-то на один или даже на два голоса моих сторонников всегда оказывалось больше. По лицу Градова пот, как затем незамысловато шутили мои сторонники, «катился градом», лицо Тимура Гайдара достигало даже и опасной для его здоровья багровости, Инна Гофф, как писатель более крупный, вполне рассудительно что-то добавляла к их викинговым героическим безумствам, но – голосование всегда оказывалось в мою пользу. А я и не заморачивался, поскольку любой результат мог принять, как награду. Не уволили, значит я победил, а если б уволили, то в ту пору вольному человеку, жаждущему справедливого мироустройства, места было везде достаточно.

Но было мне и любопытно, почему при неукротимой ярости моих противников и при застенчивом бухтении моих сторонников результат голосования получается всегда в мою пользу. Секретарь парткома Анатолий Жуков объяснил это тем, что, в соответствии с линей партии, партком Московской писательской организации "формируется по принципу количественного равенства между евреями и русскими".

– А почему же русские при голосовании всегда оказываются в большинстве? – спрашивал я.

– Ну, – отвечал Анатолий Николаевич, – бывает так, что кто-то из членов парткома по болезни или, будучи в командировке, на еженедельное заседание не является.

– Но что ли русские не болеют и не ездят в командировки?

– А когда мы остаемся в меньшинстве, – сказал Анатолий Николаевич, – то некоторые евреи, голосующие в других ситуациях против тебя, вдруг начинают голосовать в твою поддержку.

С тех пор заседания парткома мною стали восприниматься как некий языческий обряд, в котором мне предоставлена роль той ритуальной фигуры, которая сначала злыми силами побивается, а затем и непременно оживает.

Но однажды во время отпуска я уехал не на рыбалку, а в дом творчества – в Малеевку. И вот, подчиняясь режиму трехразового питания, я еще и каждый день становился на лыжи, чтобы, может быть, впервые в жизни понять, что удовольствие это не меньшее, чем сидение у лунки или чем даже бесконечные сидения с товарищами в прокуренных буфетах ЦДЛ. И в какой-то день я весьма бодро начал было очередную лыжную пробежку, но вдруг услышал отчаянный крик: "Николай Иванович! Николай Иванович!"

Оглянувшись, я опять-таки увидел члена парткома, упрямо меня догоняющего даже и на опушке чудесно замершего под снежным покровом малеевского леса. Комичность ситуации придавало еще и то, что этот член парткома не воспользовался мазью для оттепели, и снег на его лыжи налипал так, что он на них ко мне дошагал, как на двух танках. И сразу же не заговорил, а в отчаянии возопил:

– Николай Иванович! Дочка моя позвонила мне сегодня с вот такими слезами! – и прижав кулаки к глазам, он показал размеры её слез, а затем продолжил: – Она говорит: "Папа, я не хочу быть жидовкой! Я хочу быть просто человеком!"

Поскольку половина парткома меня обвиняла не только в "отклонении от курса горбачевской линии партии", а и в "антисемитизме", то можете представить, каково было мне это услышать. Но член парткома далее стал мне объяснять, что его дочь обижают не русские, а евреи. То есть, оказалось, что среди её одноклассников, живущих в элитном районе, как и в парткоме Московской писательской организации, половина – евреи. И эта половина решила в духе горбачевской гласности бойкотировать половину нееврейскую. А его дочка к бойкоту не присоединилась. И за это она, еврейка, стала главной жертвой евреев-бойкотчиков.

Не имея иной возможность утешить коллегу и члена парткома, я предложил ему вернуться ко мне в апартаменты, где хранилась у меня непочатою бутылка водки. И до обеда мы с ним беседовали душевнейше и – уже обо всём.

А когда на очередном парткоме мои сторонники рисковали оказаться в меньшинстве, я увидел, как с таким же страданием, с каким рассказывал о дочери, он поднял руку синхронно с моими сторонниками. И уже понимал я, что каждый из евреев, защищающий меня по правде, а не по национальному выбору, защищает еще и свое право оставаться обыкновенным человеком даже и "во время перемен".

Разумеется, не посмею называть имена и фамилии этих евреев. Многие из них свой век дожили, но дети-то их еще живы, и пусть эти дети, сделав свободный или несвободный выбор, чувствуют теперь себя ничем не обремененными.

А когда появилась в возглавляемой мной газете публикация о члене Политбюро Александре Яковлеве как об агенте влияния, то на парткоме в "разном" было крика гораздо больше, чем всегда. И мне уже инкриминировалось не просто "отклонение от линии партии",  и не просто "антисемитизм", а "антисемитизм зоологический".

Мои сторонники тоже забухтели побойчее, попросили привести в пример ту строчку из газеты, которая хотя бы приблизительно подтвердила мою вину. Но Тимур Гайдар заявил, что "скрытый антисемитизм гораздо опаснее, чем открытый". В ответ мои сторонники смущенно предположили, что Александр Яковлев евреем не является. Но Петр Градов заявил, что Яковлев является "архитектором перестройки", поэтому каждый его противник –  скрытый или потенциальный антисемит.

И слушая всё это, я был уверен, что подобного рода бред никогда не станет основой новой идеологии в моей стране.

Да и был я в том возрасте, когда чем больше адреналина, тем интереснее жить, и вопреки своей привычке не вмешиваться  в споры старших по возрасту коллег, я иногда в мозаику их битв вставлял свои решительнейшие пазлы. Ну, например, однажды я заявил одному из своих бичевателей, что вот, мол, благодаря ему, я теперь могу представить, каково было в период красного террора стать его жертвой и какими были тогдашние палачи.

А в буфете ЦДЛ я рассказывал своим товарищам про парткомовские судилища: "А я ему говорю…" "А он?" – с восторгом спрашивали мои товарищи. "А он стал визжать…" – геройски рассказывал я.

И еще помню, как зашел я ради адреналина на собрание "Писателей в поддержку перестройки", чтобы услышать, как меня они клеймят. Все внимательнейшее слушали викинговую речь очередного оратора, на меня никто не обратил внимания. Так что ко мне даже дошла какая-то бумажка, передаваемая по рядам для сбора подписей. Я взглянул и обнаружил, что это обращение то ли в суд, то ли в прокуратуру с требованием посадить меня "за противодествие линии партии" и "за разжигание". И поставил свою подпись вместе с полною расшифровкой фамилии, имени и отчества.

И уж об этом своем приключении я рассказывал своим товарищам с особым удовольствием.

Но всегда оказывалось, что мои товарищи не могли найти иных причин ненависти ко мне со стороны моих политических противников, кроме одной единственной: "Потому что они – жиды!"

Да и жизнь поворачивалась не в мирную сторону. Вдруг писатели, которые предательское плясание Горбачева под вашингтонскую дудку поддерживали, из нашего творческого Союза вышли и создали свой. И, опять же, оказалось, что разделение произошло не просто на "патриотов" и, мягко говоря, "западников", а в основном по национальному признаку. Так что когда великие бюджетные деньги и даже бензоколонки и прочая недвижимость вместе со средствами новоиспеченных олигархов и иностранного благодетеля Сороса потекли прямиком к писателям еврейским, то оказавшиеся на обочине русские писатели увидели в этом причину одну единственную: "А потому что и гайдаровское правительство, и все наши олигархи, и иностранный Сорос – все евреи!"

Между тем у столичных помоек стали появляться не только старики и старухи, а и стаи беспризорников. И по мере того, как все более смело заявлялось с высоких трибун, что жить хорошо мы станем лишь тогда, когда лишний людской балласт в России вымрет, в СМИ публиковались страшилки о еврейских погромах. И взамен "Памяти", которую обнищавшее население так и не восприняло как своего заступника "против евреев", было создано более респектабельное Русское Национальное Единство во главе с каратистом Баркашовым. Но, слава Богу, даже в октябре 1993 года, когда казалось, что ельцинский режим вот-вот рухнет, обещанных еврейскими СМИ (а другие СМИ если и были, то самодеятельные и малотиражные) еврейских погромов не последовало. Так что единственное, чем помог Баркашов своим русофобским кураторам, так это обеспечением той телекартинки с восставшими против Ельцина "русскими фашистами", которая позволила представить ельцинский расстрел парламента как приемлемую для "всего прогрессивного человечества" "антифашистскую" акцию. А в канун президентских выборов Баркашов, отрабатывая перед кураторами последнее, уже призвал голосовать за Ельцина, а после выборов даже и заявил, что «нынешняя власть и нынешний президент Борис Ельцин вполне устраивают русских националистов».

Тем не менее, жупел "русского фашизма" и "антисемитизма" был главным в дискредитации каждого политика, каждого писателя, отваживавшегося что-то сказать в защиту разграбляемой и унижаемой России. И, одновременно, эта же страшилка использовалась для ужесточения режима власти. Напримерв «Независимой газете», от 2 февраля 1999 г. можно было прочесть: "Российский электорат медленно, но верно дрейфует в сторону РНЕ. Общество устало от безвластия и может поддержать тех, кто начнет наводить порядок, даже если это будет «русский порядок», который предлагает Баркашов".

И, конечно, по-прежнему не все евреи решались выглядеть "жидами" в этой более чем трагической для России и русского народа ситуации. Вполне преуспевающий на российском книжном рынке, живущий, к тому же, где-то в Канаде, писатель Эдуард Тополь в самой массовой по тем временам газете "Аргументы и факты" (№38, 1998 г.) опубликовал большую статью «Возлюбите Россию, Борис Абрамович!» с подзаголовком "Открытое письмо Березовскому, Гусинскому, Смоленскому, Ходорковскому и остальным олигархам". И в ней он привел свой разговор с Березовским:

"– Борис Абрамович, истинный замысел моей книги вот в чем. На телевидении, как вы знаете, есть программа «Куклы». Там действуют куклы Ельцина, Ястржембского, Черномырдина, Куликова и прочие. Но главный кукловод – за экраном, и его фамилия – Шендерович. А в жизни есть российское правительство – Ельцин, Кириенко, Федоров, Степашин. Но главный кукловод имеет длинную еврейскую фамилию – Березовско-Гусинско-Смоленско-Ходорковский и так далее. То есть впервые за тысячу лет с момента поселения евреев в России мы получили реальную власть в этой стране. Я хочу спросить вас в упор: как вы собираетесь употребить ее? Что вы собираетесь сделать с этой страной? Уронить ее в хаос нищеты и войн или поднять из грязи? И понимаете ли вы, что такой шанс выпадает раз в тысячу лет? И чувствуете ли свою ответственность перед нашим народом за свои действия?

– Знаете... – затруднился с ответом Б.А. – Мы, конечно, видим, что финансовая власть оказалась в еврейских руках, но с точки зрения исторической ответственности мы на это никогда не смотрели...

– И никогда в своем узком кругу не обсуждали эту тему?

– Нет. Мы просто видели эту непропорциональность и старались выдвинуть во власть сильного финансового олигарха русской национальности. Но из этого ничего не вышло..." и т.д.

После этого Эдуард Тополь из российского медийного пространства навсегда исчез.

И вот прошло много лет с той поры, когда казалось, что еще чуть-чуть мы продержимся, и появится у нас вместо Горбачева-Ельцина свой Дэн Сяопин, который будет Россию не грабить, а развивать. Но – не сбылось. И я уже стал пенсионером. И адреналин мне уже вреден. Была бы пенсия у меня достаточная, купил бы домик в родных курских пределах, жил бы там месяцами, в перерывах между попытками что-то успеть дописать из задуманного – забрасывал бы блесну в реку. И не знал бы ни телевизора, ни Интернета. Потому что плохими новостями я уже отравлен насквозь, а хорошие сами меня найдут.

Но вынужден я доживать свой век в Москве, в этом уже Вавилоне, в этом нескончаемом парткоме, где страсти теперь уже внутрилиберальных противостояний накаляются и накаляются, где на политических ристалищах уже нет никого из тех, кого я бы мог принять не за лицедея. При всем том, что уже и сама власть объявляет патриотизм "национальной идеей".

И при всё том, что на всех политических телешоу агентов влияния показывают ради "свободы слова", русских писателей я по-прежнему на телеэкране не вижу. Вместо них, как когда-то Баркашов и как теперь Жириновский вместо русских политиков, – такие же куклы в виде Шаргунова и Прилепина. И даже "интеллигентный" Волгин на канале "Культура", подобно поручику Лукачу из бессметных "Похождений бравого солдата Швейка", современную русскую литературу воспринимает как "своего рода тайную организацию, от которой лучше всего держаться подальше".

Многие годы подряд я пытаюсь включать лишь телеканал "Живая планета", где представителей фауны и флоры никто не делит по расовым признакам. Но все равно, кто-то обязательно позвонит и спросит:

– А ты читал, как эти евреи над нашей Православной Церковью надругаются? А ты читал, как они на своем форуме "Глобальное образование будущего" планируют всем нам отвести роль быдла?

– Да, может быть, они и не евреи… – бухчу я точно так же, как члены парткома времен моей молодости бухтели про то, что Яковлев не еврей.

– Но скрытые евреи гораздо опаснее, чем явные! – сами того не понимая, вслед за моими давними противниками по писательскому парткому повторяют нынешние мои товарищи по скорбям и печалям.

Моя оставшаяся со времен погони за адреналином репутация человека политизированного превращает меня в контейнер по сбору мерзостей мира сего. Всё в меня сбрасывается. Телефон если выключу, сбрасывается по электронной почте.

– Они такие же неевреи, как и ИГИЛовцы не мусльмане, – борюсь я не только за русский народ, но и за таких, как дочка члена парткома, догнавшего меня на лыжне в Малевке, и за таких, как Эдуард Тополь, евреев.

Но меня просят прочесть в Интернете блог мурманского писателя Антона Благина, против которого возбуждено уголовное дело опять же "за разжигание".

– Ты должен его защитить! – требуют от меня, поскольку считают, что "борьба за правду" – это моя профессия на всю жизнь.

И я не могу отвернуться от писателя, которому грозит тюрьма, я читаю его сиротские, Газпромом и ведомством Суркова не финансируемые блоги:

"Сегодня в 9 утра меня разбудил звонок из Следственного Комитета России по Мурманской области. Звонил ранее уже знакомый мне следователь С.В. Верентёхин. Он попросил подъехать к нему в течение часа за "ОБВИНИТЕЛЬНЫМ ЗАКЛЮЧЕНИЕМ". Я человек исполнительный, сказано — подъехал. Тем более, что про предстоящее судебное заседание в отношении меня я был в курсе.

Уголовное дело по 282 статье УК РФ было возбуждено по инициативе "Центра противодействия экстремизму по Мурманской области" ещё в июле 2015 года. В поле зрения местных борцов с экстремизмом тогда попала моя книга "Апокалипсис наступит завтра", изданная в Москве в 2013 году на народные деньги тиражом 1000 экземпляров.

В моей книге "Апокалипсис наступит завтра" есть глава 32, название которой расставляет все точки над "i" и опровергает эту ложь: «СПАСИТЕ ЕВРЕЕВ ОТ ИУДЕЕВ И ВЫ СПАСЁТЕ ВЕСЬ МИР!...».

Читать такое даже больнее, чем книгу Фадеева "Молодая гвардия".

Но если этому писателю, знающему Евангелие наизусть, сама наша жизнь такая, какая она есть на самом деле, уже внушила, что наступили последние времена, то как его защитить и чем его утешить и успокоить?

Как успокоить этого Антона Благина, если завсегдатай нынешних наших политических теле-шоу Леонид Гозман не по вражеским "голосам", а в газпромовском "Эхе Москвы" гарцует перед Антоном Благиным, как Челубей перед Пересветом, объявляет русских, спасшихся от фашистской хунты Порошенко и Яценюка преступниками:

"Я бы все это расследовал и их судил. И они бы сели в тюрьму, где им и место. А потом я бы расследовал присоединение Крыма и войну на Донбассе и отдал бы под суд Аксенова, Стрелкова, Мотороллу и прочих Абверов и Бородаев. Ну и тех, кто все это организовал, разумеется".

И олигарх Коломойский пытается объяснить нам, откуда у хлопца Гозмана эта украинская грусть:

"Украинские гои — это еще более оскотинившийся народец, чем стадо русских шлепперов, доведенный до полного ослепления идеей "незалежности," превратившей их в биомассу, способную зарезать даже собственную мать во имя независимости Украинского государства.

Мы взяли лишь языковое различие и надавили на историю, где выставили русских главными врагами процветания "незалежной", спустя 20 лет пропаганды мы получили идеальных бойцов против русских в виде их славянских братьев. ...теперь же любого представителя Украины убившего русского гоя будут называть героем.

Чем на большее количество племен мы раздробим Россию и принадлежащие ей ранее территории, тем быстрее приблизимся к решению "славянского вопроса".

И самая обласканная олигархами и властью писательница Людмила Улицкая превосходит в своем расизме любого Геббельса:

“Я уже не раз это говорила, что нам очень повезло, потому что Альберту Швейцеру пришлось купить билет, бросить Баха и ехать лечить диких, грязных, больных дикарей. Нам никуда не надо ехать: достаточно выйти из подъезда – и вот мы уже в Африке, и Африка вокруг нас стонет, воет, бесчинствует, и очень несчастная, и очень нуждающаяся в каком-то отношении к себе”.

И Владимир Познер, благополучно просочившийся из советского агитпропа в нынешний, объявляет догмы нашей Русской Православной Церкви "человеконенавистническими".

Неужто Гозман хочет довести живую, мхом не обросшую душу Андрея Благина до такого кипения, чтобы он "зеркально", для симметрии, потребовал судить заодно и восставших в варшавских гетто евреев? И почему не судят вместе с Андреем Благиным Владимира Познера, пытающегося спасти русских от Русской Православной Церкви? Чем они отличаются один от другого? Тем, что Познер – вечная номенклатура кремлевского агитпропа, а Благин – это лишь самая непосредственная реакция на кремлевский агитпроп?

Ведь при всем том, что от бессилия и одиночества в голове провинциального, не входящего в кремлевские пулы писателя образовался винегрет из евангельских цитат, неоязычества и собственного болевого нетерпения, – где в Конституции и в Уголовном кодексе написано, что к расизму евреев надо быть терпимым?

Еврей Эдуард Тополь около двух десятков лет подсказывал нашим нынешним политическим и финансовым верхам выход из этого самой трагической во всей русской истории ситуации:

"Сегодня народ, среди которого мы живем, в настоящей беде. В стране нищета, хаос, отчаяние, голод, безработица, мародерство чиновников и бандитов. Наши возлюбленные, русские женщины, на панели. Так скиньтесь же, черт возьми, по миллиарду или даже по два, не жидитесь и помогите этой нации на ее кровавом переходе от коммунизма к цивилизации. И скиньтесь не только деньгами – скиньтесь мозгами, талантами, сноровкой, природной и Божьей сметливостью, употребите всю свою силу, волю, власть и богатство на спасение России из пропасти и излечение ее от лагерно-совковой морали и этики. Люди, которых вы спасете, оградят нас и вас от погромов, а матери ваши, ваши еврейские матери, скажут вам тихое «мазул тоф!».

А иначе какой-нибудь очередной Климов напишет роман «Еврейская власть» – об истреблении евреями русского народа. Вы этого хотите, Борисы Олигарховичи?"

В общем, вместо судилища над писателем Антоном Благиным надо нашей власти вместе с русской и еврейской интеллигенцией провести форум на тему, как нам жить дальше. А бросать по тюрьмам не Гозманов, Улицких и Познеров (всех их уже и не перечислить), разжигающих ненависть к евреям своим расизмом, а их жертвы – всегда проще, чем жить в рамках общей для всех народов человеческой морали.

Биография

Проза

О прозе

Статьи

Поэзия

Блог

Фотоархив

Видео

Аудио

Книги

Написать письмо

Гостевая книга

Вернуться на главную